im singing my blue.
already over.
Название: im not calling you a liar. just don't lie to me.
Фэндом: Dragon Age (2)
Персонажи: Anders/fem!Howke
Рейтинг: PG-13
Жанры: drama, angst, get, hurt/comfort, fantasy
Предупреждения: пост-игра, антиХЭ
Размер: Мини
Описание: как легко забыть того, кто с самого начала обещал нож в спину и, что хуже, обещание сдержал? как снова встретиться лицом к лицу - спустя год, далеко от тех мест, где Создатель столкнул впервые, и как не потерять при этом все то, что лелеялось в душе долгих семь лет?
Каменные ступеньки в узкой башне скользкие – хотя, казалось бы, откуда здесь взяться сырости? Каменные ступеньки в узкой башне скользкие – хотя, казалось бы, откуда здесь взяться сырости? Думать, что влага на булыжниках может быть не совсем природного происхождения, Хоук не хочет.
Она бежит, не сбиваясь с темпа, пролет за пролетом, она бежит уже целую жизнь, и, Мор их дери, тевинтерцы строили башни до неба, что ли, когда она закончится, Хоук тяжело хрипит, но не останавливается.
Сзади легко, грациозно, как большой волк, прыгает Фенрис, следом несется Бетани (она несет посох в руках, на спине он не проходит между узких стен), семенит еле слышно ругающийся Варрик.
Хоук все равно.
Она преодолевает еще пролет и толкает дверь, одну из тысячи в этом Создателем забытом месте на севере Ферелдена, в месте, расположение которого знают не все храмовники, а простые жители давно почитают байкой прошлых времен – времен, когда миром правила Империя Тевинтер и магия текла неумолимой рекой по всему континенту.
Теперь прошлое вернулось. Взорвалось тысячей обломков в каждом уголке Тедаса – мрачное, торжественное, магическое. Круг за Кругом вспыхивали, взвинчивались, вырывались из-под контроля, Церковь стонала и трещала, не в силах удержать вмиг окрепших, перевоплотившихся из робких светлячков в огнедышащих драконов магов.
Магия должна служить человеку, а не человек магии.
Магия служила им. Она жгла до костей храмовников, замораживала, испепеляла, взрывала изнутри. Защитница Киркволла доказала им, что нет ничего невозможного.
Что можно сражаться – и побеждать.
Хоук спотыкается о порог и падает, больно ударившись коленкой. Сзади тут же подхватывают теплые руки, Бетани помогает сестре подняться. Защитнице. Хоук.
Эгоистке, притащившей сестру сюда – в Эонар, тюрьму для магов.
- Хоук? Какого демона тебя сюда занесло?!
- Обожаю твою честную гостеприимность.
Изабелла с хохотом ставит кружку на стол, да так, что полвыпивки выплескивается.
- Морские демоны меня разорви, Хоук, я была уверена, что ты давно откинулась!
- Я? – криво улыбается разбойница.
Изабелла подмигивает:
- Признаю ошибку, тебя даже изрядно потыкав мечом сложно со свету сжить.
Хоук только самодовольно потягивается, делая вид, что эта дружеская болтовня и в самом деле уместна. Лучше пошутить, да, пошутить про демонов и про ее, Хоук, смерть. Лучше, чем говорить.
А о чем говорить тем, кто столько раз умирал друг у друга на глазах, кто умудрялся с утра пробегать марафон вокруг Киркволла, попутно срезая головы врагов, как цветы в саду, а вечером весело смеяться за выпивкой, шутить и играть в карты, как будто ничего и не происходит, и это все – вполне нормально? О чем говорить тем, кто не виделся уже почти год, кто давно похоронил в душе все воспоминания, забыл, замуровал и смирился – нет, нет, больше никогда, ни одним глазком они друг друга не увидят.
Потому что дороги не пересекаются с морскими путями.
- Капитан Изабелла, - наконец вздыхает Хоук. – Мне нужны вы. Ваше судно. И ваша команда.
Она ожидает, что Изабелла кинет ей в горло нож – Создатель, пожалуйста, кинь его в меня, - ожидает, что она закричит, что недоуменно округлит глаза, что сразу же откажется от сомнительных предложений Защитницы в бегах, но пиратка только качает головой.
- Вымогательница, Хоук, вот ты кто. Мы отплываем с утра, я так понимаю?
Она нашла их всех, даже спустя год, всех, кто шел с ней бок о бок по улицам Киркволла – сначала с бродяжкой Нижнего города, потом аристократкой, а потом Защитницей.
Защитницей вшивого города, который только и делал, что пытался отобрать самое дорогое, что у нее было. Города, в котором убили ее мать, в котором ее насильно разлучили с сестрой, в котором каждый день кто-нибудь, да пытался достать ее друзей.
Никто, кроме Варрика, не знал, что Хоук часто по ночам дежурила у дверей клиники Андерса, втыкая кинжалы в шею любому, кто пытался добраться до целителя. Что она долго просила Бетани установить на дверь Мерриль какое-нибудь простенькое охранное заклинание. Что Авелин согласилась помочь отвести лишние подозрения от особняка Фенриса только спустя неделю уговоров.
Защитница.
Единственное, что она смогла сделать – так это заставить себя не идти к Авелин. Авелин больше не капитан стражи, готовый вытаскивать ее задницу из проблем снова и снова. Она жена и… мать. Хоук отворачивается от одноэтажного, уютного домика и уходит, не оглядываясь.
Она нашла Мерриль – эльфийка не вернулась в свой клан, зато нашла другой, где ее приняли, как родную, без лишних расспросов. До следующего Арлавена оставалось каких-то семь лет, и Мерриль надеялась спокойно пожить хотя бы этот короткий срок.
Не вышло.
Она ушла за Хоук ночью, доверчиво прижимая к груди свой посох. Она была уверена, что вернется сюда.
Она нашла Изабеллу – та не стала уплывать далеко, а осела в Оствике, набирая команду и заранее запасаясь байками и рассказами о всевозможных сокровищах. Та ночь, когда Хоук села перед ней в таверне, для Изабеллы должна была стать последней в этом городе – на рассвете они отбывали в Лломерин.
Она нашла Варрика, или Варрик нашел ее? Странствуя по миру с сестрой и Фенрисом, она нигде подолгу не задерживалась, но ишь ты, гном сумел прислать ей письмо даже в таком положении.
Хоук думала, что поседела, пока читала его. Сердце билось где-то в горле, и Бетани, взволнованная, сжимала руку сестры, неотрывно глядя ей в лицо.
Гном жил в Старкхевене, ему нисколько не мешало, что город раздирало революцией, что принц Ваэль заявил свои права на трон, и теперь во всей Вольной Марке царила суматоха.
«Тут классный вид. И очень вкусное фирменное блюдо! Филе трех свежепойманных рыб с вареными яйцами, сушеными фруктами, специями и густыми сливками, а сверху светлая корочка. Приезжай в гости, Хоук, не пожалеешь», - писал он в конце.
Он встретил ее на рассвете, на пороге своего дома, с заплечным мешком в руках и Бьянкой за спиной. Они отправились в путь сразу же, не задерживаясь.
Фирменное блюдо Старкхевена осталось гнить на столе.
Они спешили на юг, по волнам Недремлющего Моря, к тому, кто год назад своим поступком разбросал их в разные стороны.
Ее глаза были широко распахнуты, жаркий рев пламени отражался в них неровными мерцающими бликами. Кто-то кричал, кто-то обвинял, издалека слышалось протяжное «Нет!», что-то абсолютно точно происходило, вот только что?
Кто-то просил сделать выбор, немедленно встать, вынуть оружие и снова защищать, резать и рубить, восстанавливая кровью мир, покой и справедливость.
Справедливость.
Хоук поворачивается к Андерсу, смотрит неверяще и, еле шевеля губами, выдавливает:
- Так вот для чего?..
Она говорит «Так вот для чего ты просил меня отвлечь Владычицу Церкви», но в ее глазах читается «Так вот для чего тебе нужна была я, так вот для чего тебе нужны были мои имя, деньги и положение, так вот, почему ты переехал в мое поместье». И Андерс что-то говорит про революцию, про невозможность компромиссов, про то, что она не стала бы помогать, если бы знала, а глаза он упрямо прячет.
И Хоук шагает в сторону Орсино, тем самым подводя черту. Хватит. Пора. Сейчас, а потом уже все неважно, лишь бы вырваться, лишь бы уйти потом побыстрее.
Она убеждает себя, что защищает магов из-за Бетани, из-за отца, из-за всех тех, невинно угнетенных, брошенных в тюрьму, именуемую Башней Круга, но она прекрасно знает, что все это не так.
Андерс сзади тяжело падает на ящик, спиной ко всем, и прячет голову в ладонях.
Ей не нужно оборачиваться, чтобы знать, как мелко подрагивают его плечи.
Хоук тяжело опирается на стену, воспоминания наваливаются враз темным, неподъемным покровом, она видит Карвера, отброшенного огром, как ненужную игрушку, видит, как медовые глаза Андерса впервые становятся ярко-голубыми, видит Фенриса с чужим, еще бьющимся сердцем в руке, видит Изабеллу, изящно переступающую через труп карашока в Главном Зале дворца наместника, видит мамин труп, видит, Мор его дери, лириумного идола, видит глаза Андерса, снова, снова, снова…
- Сестренка? – тихо спрашивает Бетани, сжимая ее плечо, а Хоук мотает головой, пытаясь вытрясти оттуда сразу все.
Вытрясти его глаза. И улыбку. И предательство.
- Нам нельзя нигде останавливаться.
Фенрис нервничает, но мастерски держит себя в руках.
Хоук отстраненно думает, что она – эгоистка, каких свет не видывал. Защитница? Ха. Конечно.
Притащить сюда эльфа после всего, что он пережил, заставить его помогать в деле, в котором он с радостью встал бы на противоположную сторону – и уже не в первый раз. Фенрис верит ей, она верит в себя.
Фенрис пойдет за ней, даже сюда. Дальше. Выше. До конца.
- Ты позволишь ему уйти?! Он же убийца! – надрывается Себастьян, сжимая в руках фамильный лук, тот самый, который когда-то давно, бережно кутая в плащ, принесла ему Хоук.
Создатель, это было сто лет назад, в другой жизни.
Хоук смотрит на него и думает, что ей жаль. Что она могла отомстить убийце своей матери, что она самолично выпустила ему кишки, почувствовал короткое мрачное удовлетворение. Она думает, что Себастьян счастливчик, раз ему не придется испытать того, что испытала она.
Хуже мести только любовь.
Но Себастьян этого не понимает, ему прямо сейчас надо свернуть Андерсу шею, за Эльтину, за его разрушенный дом, за всю ту бурю чувств, что он испытывает сейчас.
Хоук, если честно, тоже надо это сделать.
Но она встает между принцем и магом и убийственно безжизненным голосом шепчет:
- Да, Себастьян.
Перчатки наследника Ваэля хрустят, он смотрит на нее тяжелым взглядом пронзительно голубых глаз и что-то несет про корону, армию и «ее драгоценного» Андерса, а Хоук слышит только то, как тяжело дышит сидящий сзади маг.
И только когда он разворачивается, чтобы уходить, Хоук вздрагивает.
- Уходишь, да? Тебе нестерпимо быть рядом? Бежишь перед битвой? – ее голос больше похож на хриплое карканье, и у Мерриль, стоящей рядом, испуганно округляются глаза. – Конечно, отличное начало для правителя, готового защищать своих подданных. Чудесный предлог свалить, Себастьян.
Он замирает, разворачивается диким, взбешенным зверем, даже чуть пригибается.
- Не тебе меня судить, Хоук.
Но Хоук уже все равно. Теперь все равно.
- Конечно, не мне. Куда уж мне. Я никогда в жизни не лезла под нож наемникам, чтобы отомстить за убийство родителей моего друга. Я никогда в жизни не воевала с демонами, цветущими как ромашки, на Расколотой Горе, я никогда не косила работорговцев, не знающих меры в своих погонях и поимках, я не бросалась, очертя голову, добывать какие-то реликвии и корабли, я не расчищала дом, от которого за километр разило мистикой и ужасом, нет! Я никогда в жизни не защищала город, не болталась, проткнутой насквозь, на мече Аришока. Мне плевать на людей, на город и на своих друзей в особенности, Себастьян.
Себастьян опускает голову, раздумывая над чем-то, хотя Хоук уже все понятно и так.
- Я иду с тобой, Хоук. Но только потому, что я в долгу перед тобой, - наконец произносит он. – И это не меняет того, что я убью Андерса. Не сейчас, так позже.
Она была готова убить Себастьяна. У нее не дрогнула бы рука, если бы принц решил вершить правосудие немедленно.
Хоук должно быть страшно, но ей только пусто.
Даже после того, что случилось, она была готова защищать Андерса.
Все это было глупо, кукольно и ненормально. Сколько они были знакомы, столько она защищала его - от храмовников, от Общества, от Фенриса, от Башни Круга, от него самого. Она кричала ему в ухо, держа за руки, пока он, покрытый голубыми трещинами, был готов совершить очередную ненормальную вещь, она бросалась между ним и убийцами, она прикрывала его от стрел, потому что он маг, он слабее, он целитель, он любит кошек и у него медовые глаза.
Разве не мужчина должен защищать женщину?
Хоук окидывает невеселым взглядом мрачные серые камни и дергающиеся на стене тени. Фенрис поднимает факел повыше.
Конечно, нет.
Сзади с ревом обрушивается одна из башен Церкви. Пламя, ставшее погребальным, взмывает в ночное небо, обдавая жаром и светом сгрудившуюся у лестницы компанию.
- Авелин, - наконец произносит Хоук. – Прости меня. Я вечно втаскиваю тебя во что-то, что никак не подходит замужней даме. Я виновата перед Донником. Я…
- Заткнись, Хоук, - перебивает стражница. – Я иду с тобой, и точка. Я никуда не пущу тебя одну.
Разбойница подняла на нее глаза и вымученно улыбнулась.
- Мерриль, милая, я…
- Ты возьмешь меня с собой? – тут же тараторит эльфийка, доверчиво заглядывая в ее лицо. – Конечно, конечно! Я хочу помочь магам! Пожалуйста, Хоук, я очень хочу помочь! Я буду осторожно, я никого не задену, обещаю.
Хоук ласково треплет черноволосую малефикарку по волосам и поворачивается к остальным.
- Себастьян, Авелин, Мерриль и я идем в Казематы. Все остальные… - она прерывается и вдруг утыкается глазами в землю. – Спасибо вам всем, за то, что вы были рядом. Я не имею никакого права вас заставлять, но прошу, не выступайте против меня. Вообще, не суйтесь туда. Это не ваша война и на ней не надо умирать.
Мгновение стоит тишина, а потом Изабелла стонет.
- Морские чудовища на вас, вы сдурели все?! Хоук, что за драма?! Собери сопли в кулак, мы все идем в Казематы. И уйдем оттуда тоже все вместе, - она молчит, а потом выдает. – На моем корабле. К черту этот ваш Киркволл, пора уплывать отсюда.
- Ривейни права. Мы тебя туда одну не пустим, Хоук! – подает голос Варрик, поглаживая Бьянку.
Фенрис неопределенно улыбается, Хоук смотрит на него, и – как, как, защищать магов, Фенрис, ты же не пойдешь на это – но он только тихо кивает головой, и в его глазах та же самая преданность, с какой смотрят боевые волкодавы на своих хозяев. Он все равно раб, он привык к ошейнику, но совсем необязательно его носить, чтобы быть преданным, совсем не обязательно обращаться на «вы» и не поднимать глаз. Он пойдет за Хоук, он умрет за Хоук, за них всех, потому что они – его семья. А магам просто повезло оказаться на их стороне.
Хоук благодарно улыбается в ответ и первой шагает по направлению к Нижнему городу.
- Ты не убьешь меня? – доносится ей в спину, и она, не оборачиваясь и не замедляя шага, сплевывает в ответ:
- Убирайся.
Уходи отсюда, уходи быстрее, никто тебя не поймет, не простит, никому этого не надо, они вздернут тебя, сожгут, усмирять даже не станут, тебе тут нечего делать, беги, Андерс, пожалуйста, читается в напряженной линии ее спины.
Спасибо, щурятся глаза Андерса, прости меня.
Какого черта он столько мешкал?! Зачем вернулся? Почему не мог уйти – Себастьяну на радость?
Хоук сжала зубы, преодолевая еще один пролет.
Ей никогда не понять Андерса. Ей никогда не понять Справедливость, засевшую в нем.
Ходячая противоречивость – в нем одном понятие справедливости было хуже заразы и медленно убивающей болезни. В его понимании свобода была столь же разрушительна, как и резня.
Хоук была готова на все. Понять все, принять все, простить все.
Только ему это было не нужно.
Она бы удивилась больше, если бы он действительно ушел, поэтому почти равнодушно скользит взглядом по его фигуре в углу. Какой-то час назад он сгорбленно сидел спиной к тому хаосу, что сам сотворил, и послушно ждал ножа в спину – чего еще ему могли бы дать люди, которых он предал? Сейчас же он опять распрямил плечи, и в глазах горела мрачная решимость довести дело всей его жизни до конца.
Всей его жизни.
Хоук совсем не хочет с ним говорить.
Она обнимает сестру, улыбается Мерриль, просит прощения у Авелин, благодарит Фенриса, клянчит у Варрика историю Бьянки в качестве награды в случае выживания, делает что угодно, лишь бы не поворачиваться к нему лицом, но он ловит ее за руку.
- Хоук…
- Хочешь сдохнуть здесь – твое дело. Это больше твоя война, чем моя, - пожимает она плечами, по-прежнему не глядя на него, и снова пытается уйти, но он сжимает ей руку сильней и дергает к себе.
- Я не смел даже надеяться, что ты сохранишь мне жизнь, - шепчет он в ее макушку, крепко обнимая со спины.
Хоук хочется расплакаться и обмякнуть в его руках, а еще лучше – открыть глаза в своем особняке. Поверить, что это сон. Дать слабину, наконец, впервые, за столько лет. Никого не защищать, а свернуться клубочком в теплой кровати. Уткнуться лежащему рядом Андерсу в шею и расслабиться. Поверить, что отец жив, что Карвер опять прибивает косу Бетани к кровати гвоздями, что маму не перекроил в жуткое чудище чокнутый Квентин, что она не одна…
Хоук уже большая девочка, и сейчас в нее верят все обреченные в Казематах. Поэтому она стоит прямо и неотрывно смотрит в стену, пока Андерс обнимает ее.
- Если бы я только смог довериться тебе… Прости меня. Мне больше нет места в этом городе. Здесь мне не дождаться понимания или милосердия. Придется удариться в бега. Но… - он неуверенно замирает. – Если бы ты была рядом…
- Зачем? – Хоук улыбается так горько, что стоящая напротив Изабелла неловко отворачивается. – Вскрывать замки тебе? Помогать зелья смешивать? Или побыть новой Андрасте твоего Священного похода, только теперь уже за магов?
Андерс ослабляет хватку, и она поворачивается к нему лицом, до хруста в пальцах сжимает перья на его куртке.
- Я верила тебе, Андерс. Я на все была готова ради тебя. Залезть по колено в дерьмо, чтобы достать тебе селитру? Без проблем. Засунуться в пасть дракона за драконьим камнем? Пожалуйста. Спуститься под логово храмовников ради очередного «я-не-слишком-хорошо-продумал-но-это-же-не-важно» плана? Всегда рада! Отвлечь Владычицу Церкви ради чего-то там, ой, прости, я тебе не скажу, я разобью тебе сердце, но ты сделай это? Конечно же! – она закусила губу, и глаза ее оставались воспаленно-сухими. – Ты прекрасно знаешь, что если тебя заключат в какую-нибудь башню, я кишки себе выпущу, и из них веревку сделаю, и даже ее до тебя докину. Но я тебе не нужна, Андерс. Тебе нужны мои кишки. И это нормально. Все нормально.
Она отпустила его воротник и отступила на шаг. Андерс открыл рот, но она махнула рукой:
- Я не убью тебя, я никогда не смогу поднять на тебя руку, я примчусь на другой конец Тедаса, если тебе будет угрожать опасность, но с тобой я не пойду. Мне просто нет места – ни в твоем сердце, ни в твоей жизни. И это нормально. Правда.
Хоук держала обещания, всегда держала. Она примчалась, пусть не на другой конец, не в Андерфелс или в Тевинтер, и даже не в Пар Воллен, подумаешь, какой-то там Эонар. Подумаешь, тюрьма для сумасшедших магов. Подумаешь, никто не знает, где она находится.
Если бы нужно было вить веревку из кишок, она бы, не задумываясь, сделала бы это. Из чужих, все же, свои пригодились бы на обратный путь. Поэтому все вздохнули с облегчением, когда Варрик достал моток веревки из сумки и подал его разбойнице.
Андерс был важнее каких-то там наград за поимку Защитницы, важнее революции, устроенной ими, важнее горящих Кругов, важнее Церкви и запретов. Важнее – для нее.
Не наоборот.
- Прекрати, - шепчет Андерс. – Прекрати, я не могу сдерживаться вечно.
- О, даже так, - Хоук хитро щурит глаза и потягивается грациозной кошкой, сидя на одном из импровизированных лож для больных. – Интересно, сколько времени мне еще понадобиться, чтобы сломать твою хваленную выдержку Стражей?
Первый поцелуй с Андерсом отдает запахом лекарств - он только что закончил свой рабочий день в клинике.
Как символично, думает Хоук, отравленный с лекарствами, одержимый, помогающий людям, целующийся с привкусом неизлечимой болезни.
- Я весь город в крови утоплю, лишь бы ты была цела, - шепчет он, соприкасаясь с ней губами.
- Ну-ну, может, с цветочков начнем? – проказливо хихикает она, и прежде, чем Андерс раскрывает рот, чтобы разразиться очередной тирадой я-разобью-тебе-сердце-это-будет-катастрофа-ничего-не-выйдет-пожалуйста-не-мучай-меня, она снова тянет его к себе.
Он не наврал, по крайней мере, в этом. Неожиданного ножа в спину не было – Андерс с самого начала громко объявил «Эй, там! Вот нож и я захожу к тебе за спину, чтобы воткнуть его тебе промеж лопаток!». Было горько – от того, что за эти годы она не смогла стать для него важнее, что он так и не выкинул этот чертов нож, что он все-таки поддался.
Эгоистично было бы надеяться, что Андерс все просчитает заранее и оттолкнет ее раньше, чем случится обещанная им катастрофа. Он тоже был человеком.
Пусть и одержимым.
Пусть и с манией революции.
Мередит застывает на площади перед Казематами, теперь уже – навечно.
На Защитницу смотрят со смесью ужаса и восхищения, но ни один не преграждает ей дорогу.
И они уходят.
Разбойница чуть не падает, как только ее ноги касаются палубы пришвартованного тут же корабля, ее подхватывают сильные руки Фенриса и бережно укладывают на теплую, прогретую с утра солнцем, а ночью – пожаром древесину.
Хоук – одна сплошная рваная рана. Удивительно, что после того, как она поболталась на клинке Мередит, она еще могла ходить.
На Андерса смотрят косо, но молчат и расступаются, давая ему возможность упасть рядом на колени, прижать руки к окровавленной коже Защитницы и окутать ее голубым дымком целительного заклинания. Рядом медленно присаживается Бетани, наверное, единственный уцелевший Старший Маг Кирковолльского Круга. Ласково гладит Хоук по лбу, помогая, Мерриль.
Боль, наконец, отступает.
Хоук смотрит на Андерса, теперь уже не пялится неосмысленно, а действительно смотрит – и на впалые щеки, и на заострившиеся скулы, и на круги под глазами. Андерс смотрит на нее, как затравленный, забитый котенок.
И в его глазах все еще плещется надежда.
Пойдем, просит он одним только взглядом, пожалуйста, пойдем со мной, прости меня, больше никогда, пойдем.
Защитница закрывает глаза и отворачивает голову.
Нет, я не пойду с тобой, я до конца своей жизни буду вытаскивать тебя из каждой беды, я приду, как только ты позовешь, я снова и снова буду спасать тебя, защищать и не давать упасть, но не проси больше ничего, не проси, если не сможешь отдать взамен.
Последнее, что она видит перед тем, как провалиться в сладкое забытье – медовые глаза Андерса, потухшие и кроткие.
Хоук прет напролом, совершенно не обращая внимания на град стрел, который Варрик запускает в воздух, рискуя ее задеть, на огненный шар Бетани, взрывающийся рядом. Она целенаправленно прорубает себе путь к двери, насколько это может сделать юркая и быстрая разбойница.
Фенрис крушит врагов за спиной, защищая ее тыл. Где-то раздается вопль боли, маленький зал заливает голубое сияние – Бетани сжимает кулак и дробящая темница захлопывает свою пасть.
Голубое.
Голубое.
Справедливость.
Как дух допустил то, что Андерса схватили? Как сам Андерс позволил им приволочь себя сюда? Сколько храмовников полегло где-то за сотни километров отсюда, чтобы скрутить мага, сколько понадобилось пригнать, чтобы Андерс не вырвался?
У Хоук нет времени думать о подобной ерунде.
Сам Андерс уже очень близко. Какие-то пару футов камня, и она будет рядом.
Она обещала.
Помещение похоже на бойню; заваленное телами храмовников и их окровавленными латами, оно живо вытаскивает из памяти почти сглаженные временем образы Казематов год назад.
Хоук думает, что хорошо, что она оставила Мерриль дожидаться их вместе с Изабеллой на корабле.
Она подходит к деревянной двери и замирает.
Готова ли она встретиться с ним – лицом к лицу, спустя год? Что ей еще придется пережить? Сдержит ли она себя в руках?
Не время раскисать и играть в девочку, думает Хоук и толкает дверь.
- Я люблю тебя, - Андерс обнимает ее со спины и кладет ей голову на плечо. – Мне до сих пор кажется, что это все – сон. Так страшно вдруг проснуться.
Хоук хочет сказать ему, что не проживет без него и дня, что хочет завести кошку, что ему пора переехать в ее особняк, что пусть хоть все храмовники мира заявятся сюда – она никому его не отдаст.
- Хочешь бутербродик? – говорит она и проклинает себя за дурацкий неуместный юмор.
Но Андерс смеется, карябая ее шею щетиной.
- Невыносимая девчонка.
Она разворачивается к нему и легко толкает его в грудь, на незастеленную кровать, еще хранящую остатки его тепла. Андерс послушно растягивается на ней и обнимает девушку за талию, когда она садится на него сверху.
- Я тоже тебя люблю, - шепчет она ему в губы.
Андерс сидит в углу крохотной камеры, в темноте, не поднимая головы. Лохмотья на нем слабо напоминают ту одежду, что он носил когда-то в Киркволле, распущенные волосы потемнели от грязи. От грязи. Не от крови.
Кого она убеждает?
У Хоук трясутся руки, они никак не может поддеть отмычкой чертов замок, она вообще ничего не понимает. Фенрис осторожно отводит ее в сторону, а потом на миг вспыхивают лириумные татуировки и решетчатая дверь слетает с петель.
Хоук бросается вперед, падает на колени и крепко сжимает мага в объятиях.
- Ты всегда выполняешь обещания, - шелестит его надтреснутый, тихий голос.
- Да, - отзывается Хоук, лихорадочно шаря руками рядом с ним. – Ты не прикован? Почему? Андерс, я не…
- Уходите, - качает головой Андерс. – Вам нельзя тут задерживаться. Тут много храмовников. Не уйдете сейчас – не уйдете никогда.
Хоук вздрагивает, хватает его за плечи и встряхивает.
- Ты с ума сошел?! Поднимайся, мы уходим отсюда вместе! Я обещала тебя вытащить и я тебя вытащу, Тень тебя дери! Вставай!!
Целитель медленно поднимается, вместе с ним встает и Хоук. Фенрис нетерпеливо приплясывает на месте, чутко улавливая малейшие звуки и желая заранее предупредить прибытие подкрепления, Бетани неловко мнется, ей тоже хочется поскорее уйти отсюда. Слабая завеса все еще хранит память об ужасной резне, произошедшей тут сразу после сожжения Андрасте, и младшая Хоук не знает, кого боится больше – мертвых или живых. Варрик, неотрывно следящий за Андерсом, чует, что что-то не так.
Хоук хочет сделать шаг, но Андерс удерживает ее за руку.
- Прости, - бормочет он.
У девушки вдруг расширяются глаза, зрачки заполняют радужку и мелко дрожат, ей приходит на ум самая плохая догадка из всех возможных. Она резко разворачивается и хватает лицо мага обеими ладонями, заставляя посмотреть себе в глаза.
И тут же отшатывается, утыкается лицом в его грудь, неловко мнет в пальцах его накидку и воет.
Громко, надсадно, не боясь, что кто-то услышит. Не успела. Не выполнила обещания. Не смогла. Не сберегла. Не защитила.
Фенрис подпрыгивает от неожиданности и тут же рвется к ним, Варрик перехватывает его за руку и заставляет остановиться. Бетани поспешно поднимает посох – в тусклом свете навершия видны потухшие медовые глаза, которыми Андерс безучастно смотрит в стену, и красный символ негасимого пламени Андрасте, выжженный на его лбу.
- Быть усмиренным - это хуже смерти. Нет ни музыки, ни красок, ни снов, ни любви. Это жестоко. Это убивает личность и человека...
- Конечно, куда уж ты без любви к котам, - хихикает Хоук, лежа на его плече и лениво перебирая золотистые волосы.
- Все бы язвить тебе, глупая, - он щелкает ее по носу, а потом снова становится серьезным. - Усмирить меня - это не только убить Справедливость и любовь к котам. Это еще и потерять тебя. Я не смогу любить тебя, Хоук, если меня усмирят. Тебя просто отберут у меня...
- Тшш, - Хоук прикладывает палец к его губам. - Не говори ерунды. Я никому тебя не отдам. Никто не посмеет отобрать у тебя - тебя.
Андерс поворачивается к ней и прижимается своим лбом к ее.
- Если меня когда-нибудь усмирят, пообещай мне убить меня. Прошу, - шепчет он, а потом пытается сказать что-то еще, но Хоук спешно целует его, зная, что сейчас ему, как никогда, надо отвлечься. Забыться. Оторваться от своих страхов.
За окном всю ночь идет дождь.
Все в этом мире имеет предел.
Что один человек обрёл, другой потерял.
Преображения 1:1-5.
Конец.
приятные бонусы
Название: im not calling you a liar. just don't lie to me.
Фэндом: Dragon Age (2)
Персонажи: Anders/fem!Howke
Рейтинг: PG-13
Жанры: drama, angst, get, hurt/comfort, fantasy
Предупреждения: пост-игра, антиХЭ
Размер: Мини
Описание: как легко забыть того, кто с самого начала обещал нож в спину и, что хуже, обещание сдержал? как снова встретиться лицом к лицу - спустя год, далеко от тех мест, где Создатель столкнул впервые, и как не потерять при этом все то, что лелеялось в душе долгих семь лет?
Каменные ступеньки в узкой башне скользкие – хотя, казалось бы, откуда здесь взяться сырости? Каменные ступеньки в узкой башне скользкие – хотя, казалось бы, откуда здесь взяться сырости? Думать, что влага на булыжниках может быть не совсем природного происхождения, Хоук не хочет.
Она бежит, не сбиваясь с темпа, пролет за пролетом, она бежит уже целую жизнь, и, Мор их дери, тевинтерцы строили башни до неба, что ли, когда она закончится, Хоук тяжело хрипит, но не останавливается.
Сзади легко, грациозно, как большой волк, прыгает Фенрис, следом несется Бетани (она несет посох в руках, на спине он не проходит между узких стен), семенит еле слышно ругающийся Варрик.
Хоук все равно.
Она преодолевает еще пролет и толкает дверь, одну из тысячи в этом Создателем забытом месте на севере Ферелдена, в месте, расположение которого знают не все храмовники, а простые жители давно почитают байкой прошлых времен – времен, когда миром правила Империя Тевинтер и магия текла неумолимой рекой по всему континенту.
Теперь прошлое вернулось. Взорвалось тысячей обломков в каждом уголке Тедаса – мрачное, торжественное, магическое. Круг за Кругом вспыхивали, взвинчивались, вырывались из-под контроля, Церковь стонала и трещала, не в силах удержать вмиг окрепших, перевоплотившихся из робких светлячков в огнедышащих драконов магов.
Магия должна служить человеку, а не человек магии.
Магия служила им. Она жгла до костей храмовников, замораживала, испепеляла, взрывала изнутри. Защитница Киркволла доказала им, что нет ничего невозможного.
Что можно сражаться – и побеждать.
Хоук спотыкается о порог и падает, больно ударившись коленкой. Сзади тут же подхватывают теплые руки, Бетани помогает сестре подняться. Защитнице. Хоук.
Эгоистке, притащившей сестру сюда – в Эонар, тюрьму для магов.
- Хоук? Какого демона тебя сюда занесло?!
- Обожаю твою честную гостеприимность.
Изабелла с хохотом ставит кружку на стол, да так, что полвыпивки выплескивается.
- Морские демоны меня разорви, Хоук, я была уверена, что ты давно откинулась!
- Я? – криво улыбается разбойница.
Изабелла подмигивает:
- Признаю ошибку, тебя даже изрядно потыкав мечом сложно со свету сжить.
Хоук только самодовольно потягивается, делая вид, что эта дружеская болтовня и в самом деле уместна. Лучше пошутить, да, пошутить про демонов и про ее, Хоук, смерть. Лучше, чем говорить.
А о чем говорить тем, кто столько раз умирал друг у друга на глазах, кто умудрялся с утра пробегать марафон вокруг Киркволла, попутно срезая головы врагов, как цветы в саду, а вечером весело смеяться за выпивкой, шутить и играть в карты, как будто ничего и не происходит, и это все – вполне нормально? О чем говорить тем, кто не виделся уже почти год, кто давно похоронил в душе все воспоминания, забыл, замуровал и смирился – нет, нет, больше никогда, ни одним глазком они друг друга не увидят.
Потому что дороги не пересекаются с морскими путями.
- Капитан Изабелла, - наконец вздыхает Хоук. – Мне нужны вы. Ваше судно. И ваша команда.
Она ожидает, что Изабелла кинет ей в горло нож – Создатель, пожалуйста, кинь его в меня, - ожидает, что она закричит, что недоуменно округлит глаза, что сразу же откажется от сомнительных предложений Защитницы в бегах, но пиратка только качает головой.
- Вымогательница, Хоук, вот ты кто. Мы отплываем с утра, я так понимаю?
Она нашла их всех, даже спустя год, всех, кто шел с ней бок о бок по улицам Киркволла – сначала с бродяжкой Нижнего города, потом аристократкой, а потом Защитницей.
Защитницей вшивого города, который только и делал, что пытался отобрать самое дорогое, что у нее было. Города, в котором убили ее мать, в котором ее насильно разлучили с сестрой, в котором каждый день кто-нибудь, да пытался достать ее друзей.
Никто, кроме Варрика, не знал, что Хоук часто по ночам дежурила у дверей клиники Андерса, втыкая кинжалы в шею любому, кто пытался добраться до целителя. Что она долго просила Бетани установить на дверь Мерриль какое-нибудь простенькое охранное заклинание. Что Авелин согласилась помочь отвести лишние подозрения от особняка Фенриса только спустя неделю уговоров.
Защитница.
Единственное, что она смогла сделать – так это заставить себя не идти к Авелин. Авелин больше не капитан стражи, готовый вытаскивать ее задницу из проблем снова и снова. Она жена и… мать. Хоук отворачивается от одноэтажного, уютного домика и уходит, не оглядываясь.
Она нашла Мерриль – эльфийка не вернулась в свой клан, зато нашла другой, где ее приняли, как родную, без лишних расспросов. До следующего Арлавена оставалось каких-то семь лет, и Мерриль надеялась спокойно пожить хотя бы этот короткий срок.
Не вышло.
Она ушла за Хоук ночью, доверчиво прижимая к груди свой посох. Она была уверена, что вернется сюда.
Она нашла Изабеллу – та не стала уплывать далеко, а осела в Оствике, набирая команду и заранее запасаясь байками и рассказами о всевозможных сокровищах. Та ночь, когда Хоук села перед ней в таверне, для Изабеллы должна была стать последней в этом городе – на рассвете они отбывали в Лломерин.
Она нашла Варрика, или Варрик нашел ее? Странствуя по миру с сестрой и Фенрисом, она нигде подолгу не задерживалась, но ишь ты, гном сумел прислать ей письмо даже в таком положении.
Хоук думала, что поседела, пока читала его. Сердце билось где-то в горле, и Бетани, взволнованная, сжимала руку сестры, неотрывно глядя ей в лицо.
Гном жил в Старкхевене, ему нисколько не мешало, что город раздирало революцией, что принц Ваэль заявил свои права на трон, и теперь во всей Вольной Марке царила суматоха.
«Тут классный вид. И очень вкусное фирменное блюдо! Филе трех свежепойманных рыб с вареными яйцами, сушеными фруктами, специями и густыми сливками, а сверху светлая корочка. Приезжай в гости, Хоук, не пожалеешь», - писал он в конце.
Он встретил ее на рассвете, на пороге своего дома, с заплечным мешком в руках и Бьянкой за спиной. Они отправились в путь сразу же, не задерживаясь.
Фирменное блюдо Старкхевена осталось гнить на столе.
Они спешили на юг, по волнам Недремлющего Моря, к тому, кто год назад своим поступком разбросал их в разные стороны.
Ее глаза были широко распахнуты, жаркий рев пламени отражался в них неровными мерцающими бликами. Кто-то кричал, кто-то обвинял, издалека слышалось протяжное «Нет!», что-то абсолютно точно происходило, вот только что?
Кто-то просил сделать выбор, немедленно встать, вынуть оружие и снова защищать, резать и рубить, восстанавливая кровью мир, покой и справедливость.
Справедливость.
Хоук поворачивается к Андерсу, смотрит неверяще и, еле шевеля губами, выдавливает:
- Так вот для чего?..
Она говорит «Так вот для чего ты просил меня отвлечь Владычицу Церкви», но в ее глазах читается «Так вот для чего тебе нужна была я, так вот для чего тебе нужны были мои имя, деньги и положение, так вот, почему ты переехал в мое поместье». И Андерс что-то говорит про революцию, про невозможность компромиссов, про то, что она не стала бы помогать, если бы знала, а глаза он упрямо прячет.
И Хоук шагает в сторону Орсино, тем самым подводя черту. Хватит. Пора. Сейчас, а потом уже все неважно, лишь бы вырваться, лишь бы уйти потом побыстрее.
Она убеждает себя, что защищает магов из-за Бетани, из-за отца, из-за всех тех, невинно угнетенных, брошенных в тюрьму, именуемую Башней Круга, но она прекрасно знает, что все это не так.
Андерс сзади тяжело падает на ящик, спиной ко всем, и прячет голову в ладонях.
Ей не нужно оборачиваться, чтобы знать, как мелко подрагивают его плечи.
Хоук тяжело опирается на стену, воспоминания наваливаются враз темным, неподъемным покровом, она видит Карвера, отброшенного огром, как ненужную игрушку, видит, как медовые глаза Андерса впервые становятся ярко-голубыми, видит Фенриса с чужим, еще бьющимся сердцем в руке, видит Изабеллу, изящно переступающую через труп карашока в Главном Зале дворца наместника, видит мамин труп, видит, Мор его дери, лириумного идола, видит глаза Андерса, снова, снова, снова…
- Сестренка? – тихо спрашивает Бетани, сжимая ее плечо, а Хоук мотает головой, пытаясь вытрясти оттуда сразу все.
Вытрясти его глаза. И улыбку. И предательство.
- Нам нельзя нигде останавливаться.
Фенрис нервничает, но мастерски держит себя в руках.
Хоук отстраненно думает, что она – эгоистка, каких свет не видывал. Защитница? Ха. Конечно.
Притащить сюда эльфа после всего, что он пережил, заставить его помогать в деле, в котором он с радостью встал бы на противоположную сторону – и уже не в первый раз. Фенрис верит ей, она верит в себя.
Фенрис пойдет за ней, даже сюда. Дальше. Выше. До конца.
- Ты позволишь ему уйти?! Он же убийца! – надрывается Себастьян, сжимая в руках фамильный лук, тот самый, который когда-то давно, бережно кутая в плащ, принесла ему Хоук.
Создатель, это было сто лет назад, в другой жизни.
Хоук смотрит на него и думает, что ей жаль. Что она могла отомстить убийце своей матери, что она самолично выпустила ему кишки, почувствовал короткое мрачное удовлетворение. Она думает, что Себастьян счастливчик, раз ему не придется испытать того, что испытала она.
Хуже мести только любовь.
Но Себастьян этого не понимает, ему прямо сейчас надо свернуть Андерсу шею, за Эльтину, за его разрушенный дом, за всю ту бурю чувств, что он испытывает сейчас.
Хоук, если честно, тоже надо это сделать.
Но она встает между принцем и магом и убийственно безжизненным голосом шепчет:
- Да, Себастьян.
Перчатки наследника Ваэля хрустят, он смотрит на нее тяжелым взглядом пронзительно голубых глаз и что-то несет про корону, армию и «ее драгоценного» Андерса, а Хоук слышит только то, как тяжело дышит сидящий сзади маг.
И только когда он разворачивается, чтобы уходить, Хоук вздрагивает.
- Уходишь, да? Тебе нестерпимо быть рядом? Бежишь перед битвой? – ее голос больше похож на хриплое карканье, и у Мерриль, стоящей рядом, испуганно округляются глаза. – Конечно, отличное начало для правителя, готового защищать своих подданных. Чудесный предлог свалить, Себастьян.
Он замирает, разворачивается диким, взбешенным зверем, даже чуть пригибается.
- Не тебе меня судить, Хоук.
Но Хоук уже все равно. Теперь все равно.
- Конечно, не мне. Куда уж мне. Я никогда в жизни не лезла под нож наемникам, чтобы отомстить за убийство родителей моего друга. Я никогда в жизни не воевала с демонами, цветущими как ромашки, на Расколотой Горе, я никогда не косила работорговцев, не знающих меры в своих погонях и поимках, я не бросалась, очертя голову, добывать какие-то реликвии и корабли, я не расчищала дом, от которого за километр разило мистикой и ужасом, нет! Я никогда в жизни не защищала город, не болталась, проткнутой насквозь, на мече Аришока. Мне плевать на людей, на город и на своих друзей в особенности, Себастьян.
Себастьян опускает голову, раздумывая над чем-то, хотя Хоук уже все понятно и так.
- Я иду с тобой, Хоук. Но только потому, что я в долгу перед тобой, - наконец произносит он. – И это не меняет того, что я убью Андерса. Не сейчас, так позже.
Она была готова убить Себастьяна. У нее не дрогнула бы рука, если бы принц решил вершить правосудие немедленно.
Хоук должно быть страшно, но ей только пусто.
Даже после того, что случилось, она была готова защищать Андерса.
Все это было глупо, кукольно и ненормально. Сколько они были знакомы, столько она защищала его - от храмовников, от Общества, от Фенриса, от Башни Круга, от него самого. Она кричала ему в ухо, держа за руки, пока он, покрытый голубыми трещинами, был готов совершить очередную ненормальную вещь, она бросалась между ним и убийцами, она прикрывала его от стрел, потому что он маг, он слабее, он целитель, он любит кошек и у него медовые глаза.
Разве не мужчина должен защищать женщину?
Хоук окидывает невеселым взглядом мрачные серые камни и дергающиеся на стене тени. Фенрис поднимает факел повыше.
Конечно, нет.
Сзади с ревом обрушивается одна из башен Церкви. Пламя, ставшее погребальным, взмывает в ночное небо, обдавая жаром и светом сгрудившуюся у лестницы компанию.
- Авелин, - наконец произносит Хоук. – Прости меня. Я вечно втаскиваю тебя во что-то, что никак не подходит замужней даме. Я виновата перед Донником. Я…
- Заткнись, Хоук, - перебивает стражница. – Я иду с тобой, и точка. Я никуда не пущу тебя одну.
Разбойница подняла на нее глаза и вымученно улыбнулась.
- Мерриль, милая, я…
- Ты возьмешь меня с собой? – тут же тараторит эльфийка, доверчиво заглядывая в ее лицо. – Конечно, конечно! Я хочу помочь магам! Пожалуйста, Хоук, я очень хочу помочь! Я буду осторожно, я никого не задену, обещаю.
Хоук ласково треплет черноволосую малефикарку по волосам и поворачивается к остальным.
- Себастьян, Авелин, Мерриль и я идем в Казематы. Все остальные… - она прерывается и вдруг утыкается глазами в землю. – Спасибо вам всем, за то, что вы были рядом. Я не имею никакого права вас заставлять, но прошу, не выступайте против меня. Вообще, не суйтесь туда. Это не ваша война и на ней не надо умирать.
Мгновение стоит тишина, а потом Изабелла стонет.
- Морские чудовища на вас, вы сдурели все?! Хоук, что за драма?! Собери сопли в кулак, мы все идем в Казематы. И уйдем оттуда тоже все вместе, - она молчит, а потом выдает. – На моем корабле. К черту этот ваш Киркволл, пора уплывать отсюда.
- Ривейни права. Мы тебя туда одну не пустим, Хоук! – подает голос Варрик, поглаживая Бьянку.
Фенрис неопределенно улыбается, Хоук смотрит на него, и – как, как, защищать магов, Фенрис, ты же не пойдешь на это – но он только тихо кивает головой, и в его глазах та же самая преданность, с какой смотрят боевые волкодавы на своих хозяев. Он все равно раб, он привык к ошейнику, но совсем необязательно его носить, чтобы быть преданным, совсем не обязательно обращаться на «вы» и не поднимать глаз. Он пойдет за Хоук, он умрет за Хоук, за них всех, потому что они – его семья. А магам просто повезло оказаться на их стороне.
Хоук благодарно улыбается в ответ и первой шагает по направлению к Нижнему городу.
- Ты не убьешь меня? – доносится ей в спину, и она, не оборачиваясь и не замедляя шага, сплевывает в ответ:
- Убирайся.
Уходи отсюда, уходи быстрее, никто тебя не поймет, не простит, никому этого не надо, они вздернут тебя, сожгут, усмирять даже не станут, тебе тут нечего делать, беги, Андерс, пожалуйста, читается в напряженной линии ее спины.
Спасибо, щурятся глаза Андерса, прости меня.
Какого черта он столько мешкал?! Зачем вернулся? Почему не мог уйти – Себастьяну на радость?
Хоук сжала зубы, преодолевая еще один пролет.
Ей никогда не понять Андерса. Ей никогда не понять Справедливость, засевшую в нем.
Ходячая противоречивость – в нем одном понятие справедливости было хуже заразы и медленно убивающей болезни. В его понимании свобода была столь же разрушительна, как и резня.
Хоук была готова на все. Понять все, принять все, простить все.
Только ему это было не нужно.
Она бы удивилась больше, если бы он действительно ушел, поэтому почти равнодушно скользит взглядом по его фигуре в углу. Какой-то час назад он сгорбленно сидел спиной к тому хаосу, что сам сотворил, и послушно ждал ножа в спину – чего еще ему могли бы дать люди, которых он предал? Сейчас же он опять распрямил плечи, и в глазах горела мрачная решимость довести дело всей его жизни до конца.
Всей его жизни.
Хоук совсем не хочет с ним говорить.
Она обнимает сестру, улыбается Мерриль, просит прощения у Авелин, благодарит Фенриса, клянчит у Варрика историю Бьянки в качестве награды в случае выживания, делает что угодно, лишь бы не поворачиваться к нему лицом, но он ловит ее за руку.
- Хоук…
- Хочешь сдохнуть здесь – твое дело. Это больше твоя война, чем моя, - пожимает она плечами, по-прежнему не глядя на него, и снова пытается уйти, но он сжимает ей руку сильней и дергает к себе.
- Я не смел даже надеяться, что ты сохранишь мне жизнь, - шепчет он в ее макушку, крепко обнимая со спины.
Хоук хочется расплакаться и обмякнуть в его руках, а еще лучше – открыть глаза в своем особняке. Поверить, что это сон. Дать слабину, наконец, впервые, за столько лет. Никого не защищать, а свернуться клубочком в теплой кровати. Уткнуться лежащему рядом Андерсу в шею и расслабиться. Поверить, что отец жив, что Карвер опять прибивает косу Бетани к кровати гвоздями, что маму не перекроил в жуткое чудище чокнутый Квентин, что она не одна…
Хоук уже большая девочка, и сейчас в нее верят все обреченные в Казематах. Поэтому она стоит прямо и неотрывно смотрит в стену, пока Андерс обнимает ее.
- Если бы я только смог довериться тебе… Прости меня. Мне больше нет места в этом городе. Здесь мне не дождаться понимания или милосердия. Придется удариться в бега. Но… - он неуверенно замирает. – Если бы ты была рядом…
- Зачем? – Хоук улыбается так горько, что стоящая напротив Изабелла неловко отворачивается. – Вскрывать замки тебе? Помогать зелья смешивать? Или побыть новой Андрасте твоего Священного похода, только теперь уже за магов?
Андерс ослабляет хватку, и она поворачивается к нему лицом, до хруста в пальцах сжимает перья на его куртке.
- Я верила тебе, Андерс. Я на все была готова ради тебя. Залезть по колено в дерьмо, чтобы достать тебе селитру? Без проблем. Засунуться в пасть дракона за драконьим камнем? Пожалуйста. Спуститься под логово храмовников ради очередного «я-не-слишком-хорошо-продумал-но-это-же-не-важно» плана? Всегда рада! Отвлечь Владычицу Церкви ради чего-то там, ой, прости, я тебе не скажу, я разобью тебе сердце, но ты сделай это? Конечно же! – она закусила губу, и глаза ее оставались воспаленно-сухими. – Ты прекрасно знаешь, что если тебя заключат в какую-нибудь башню, я кишки себе выпущу, и из них веревку сделаю, и даже ее до тебя докину. Но я тебе не нужна, Андерс. Тебе нужны мои кишки. И это нормально. Все нормально.
Она отпустила его воротник и отступила на шаг. Андерс открыл рот, но она махнула рукой:
- Я не убью тебя, я никогда не смогу поднять на тебя руку, я примчусь на другой конец Тедаса, если тебе будет угрожать опасность, но с тобой я не пойду. Мне просто нет места – ни в твоем сердце, ни в твоей жизни. И это нормально. Правда.
Хоук держала обещания, всегда держала. Она примчалась, пусть не на другой конец, не в Андерфелс или в Тевинтер, и даже не в Пар Воллен, подумаешь, какой-то там Эонар. Подумаешь, тюрьма для сумасшедших магов. Подумаешь, никто не знает, где она находится.
Если бы нужно было вить веревку из кишок, она бы, не задумываясь, сделала бы это. Из чужих, все же, свои пригодились бы на обратный путь. Поэтому все вздохнули с облегчением, когда Варрик достал моток веревки из сумки и подал его разбойнице.
Андерс был важнее каких-то там наград за поимку Защитницы, важнее революции, устроенной ими, важнее горящих Кругов, важнее Церкви и запретов. Важнее – для нее.
Не наоборот.
- Прекрати, - шепчет Андерс. – Прекрати, я не могу сдерживаться вечно.
- О, даже так, - Хоук хитро щурит глаза и потягивается грациозной кошкой, сидя на одном из импровизированных лож для больных. – Интересно, сколько времени мне еще понадобиться, чтобы сломать твою хваленную выдержку Стражей?
Первый поцелуй с Андерсом отдает запахом лекарств - он только что закончил свой рабочий день в клинике.
Как символично, думает Хоук, отравленный с лекарствами, одержимый, помогающий людям, целующийся с привкусом неизлечимой болезни.
- Я весь город в крови утоплю, лишь бы ты была цела, - шепчет он, соприкасаясь с ней губами.
- Ну-ну, может, с цветочков начнем? – проказливо хихикает она, и прежде, чем Андерс раскрывает рот, чтобы разразиться очередной тирадой я-разобью-тебе-сердце-это-будет-катастрофа-ничего-не-выйдет-пожалуйста-не-мучай-меня, она снова тянет его к себе.
Он не наврал, по крайней мере, в этом. Неожиданного ножа в спину не было – Андерс с самого начала громко объявил «Эй, там! Вот нож и я захожу к тебе за спину, чтобы воткнуть его тебе промеж лопаток!». Было горько – от того, что за эти годы она не смогла стать для него важнее, что он так и не выкинул этот чертов нож, что он все-таки поддался.
Эгоистично было бы надеяться, что Андерс все просчитает заранее и оттолкнет ее раньше, чем случится обещанная им катастрофа. Он тоже был человеком.
Пусть и одержимым.
Пусть и с манией революции.
Мередит застывает на площади перед Казематами, теперь уже – навечно.
На Защитницу смотрят со смесью ужаса и восхищения, но ни один не преграждает ей дорогу.
И они уходят.
Разбойница чуть не падает, как только ее ноги касаются палубы пришвартованного тут же корабля, ее подхватывают сильные руки Фенриса и бережно укладывают на теплую, прогретую с утра солнцем, а ночью – пожаром древесину.
Хоук – одна сплошная рваная рана. Удивительно, что после того, как она поболталась на клинке Мередит, она еще могла ходить.
На Андерса смотрят косо, но молчат и расступаются, давая ему возможность упасть рядом на колени, прижать руки к окровавленной коже Защитницы и окутать ее голубым дымком целительного заклинания. Рядом медленно присаживается Бетани, наверное, единственный уцелевший Старший Маг Кирковолльского Круга. Ласково гладит Хоук по лбу, помогая, Мерриль.
Боль, наконец, отступает.
Хоук смотрит на Андерса, теперь уже не пялится неосмысленно, а действительно смотрит – и на впалые щеки, и на заострившиеся скулы, и на круги под глазами. Андерс смотрит на нее, как затравленный, забитый котенок.
И в его глазах все еще плещется надежда.
Пойдем, просит он одним только взглядом, пожалуйста, пойдем со мной, прости меня, больше никогда, пойдем.
Защитница закрывает глаза и отворачивает голову.
Нет, я не пойду с тобой, я до конца своей жизни буду вытаскивать тебя из каждой беды, я приду, как только ты позовешь, я снова и снова буду спасать тебя, защищать и не давать упасть, но не проси больше ничего, не проси, если не сможешь отдать взамен.
Последнее, что она видит перед тем, как провалиться в сладкое забытье – медовые глаза Андерса, потухшие и кроткие.
Хоук прет напролом, совершенно не обращая внимания на град стрел, который Варрик запускает в воздух, рискуя ее задеть, на огненный шар Бетани, взрывающийся рядом. Она целенаправленно прорубает себе путь к двери, насколько это может сделать юркая и быстрая разбойница.
Фенрис крушит врагов за спиной, защищая ее тыл. Где-то раздается вопль боли, маленький зал заливает голубое сияние – Бетани сжимает кулак и дробящая темница захлопывает свою пасть.
Голубое.
Голубое.
Справедливость.
Как дух допустил то, что Андерса схватили? Как сам Андерс позволил им приволочь себя сюда? Сколько храмовников полегло где-то за сотни километров отсюда, чтобы скрутить мага, сколько понадобилось пригнать, чтобы Андерс не вырвался?
У Хоук нет времени думать о подобной ерунде.
Сам Андерс уже очень близко. Какие-то пару футов камня, и она будет рядом.
Она обещала.
Помещение похоже на бойню; заваленное телами храмовников и их окровавленными латами, оно живо вытаскивает из памяти почти сглаженные временем образы Казематов год назад.
Хоук думает, что хорошо, что она оставила Мерриль дожидаться их вместе с Изабеллой на корабле.
Она подходит к деревянной двери и замирает.
Готова ли она встретиться с ним – лицом к лицу, спустя год? Что ей еще придется пережить? Сдержит ли она себя в руках?
Не время раскисать и играть в девочку, думает Хоук и толкает дверь.
- Я люблю тебя, - Андерс обнимает ее со спины и кладет ей голову на плечо. – Мне до сих пор кажется, что это все – сон. Так страшно вдруг проснуться.
Хоук хочет сказать ему, что не проживет без него и дня, что хочет завести кошку, что ему пора переехать в ее особняк, что пусть хоть все храмовники мира заявятся сюда – она никому его не отдаст.
- Хочешь бутербродик? – говорит она и проклинает себя за дурацкий неуместный юмор.
Но Андерс смеется, карябая ее шею щетиной.
- Невыносимая девчонка.
Она разворачивается к нему и легко толкает его в грудь, на незастеленную кровать, еще хранящую остатки его тепла. Андерс послушно растягивается на ней и обнимает девушку за талию, когда она садится на него сверху.
- Я тоже тебя люблю, - шепчет она ему в губы.
Андерс сидит в углу крохотной камеры, в темноте, не поднимая головы. Лохмотья на нем слабо напоминают ту одежду, что он носил когда-то в Киркволле, распущенные волосы потемнели от грязи. От грязи. Не от крови.
Кого она убеждает?
У Хоук трясутся руки, они никак не может поддеть отмычкой чертов замок, она вообще ничего не понимает. Фенрис осторожно отводит ее в сторону, а потом на миг вспыхивают лириумные татуировки и решетчатая дверь слетает с петель.
Хоук бросается вперед, падает на колени и крепко сжимает мага в объятиях.
- Ты всегда выполняешь обещания, - шелестит его надтреснутый, тихий голос.
- Да, - отзывается Хоук, лихорадочно шаря руками рядом с ним. – Ты не прикован? Почему? Андерс, я не…
- Уходите, - качает головой Андерс. – Вам нельзя тут задерживаться. Тут много храмовников. Не уйдете сейчас – не уйдете никогда.
Хоук вздрагивает, хватает его за плечи и встряхивает.
- Ты с ума сошел?! Поднимайся, мы уходим отсюда вместе! Я обещала тебя вытащить и я тебя вытащу, Тень тебя дери! Вставай!!
Целитель медленно поднимается, вместе с ним встает и Хоук. Фенрис нетерпеливо приплясывает на месте, чутко улавливая малейшие звуки и желая заранее предупредить прибытие подкрепления, Бетани неловко мнется, ей тоже хочется поскорее уйти отсюда. Слабая завеса все еще хранит память об ужасной резне, произошедшей тут сразу после сожжения Андрасте, и младшая Хоук не знает, кого боится больше – мертвых или живых. Варрик, неотрывно следящий за Андерсом, чует, что что-то не так.
Хоук хочет сделать шаг, но Андерс удерживает ее за руку.
- Прости, - бормочет он.
У девушки вдруг расширяются глаза, зрачки заполняют радужку и мелко дрожат, ей приходит на ум самая плохая догадка из всех возможных. Она резко разворачивается и хватает лицо мага обеими ладонями, заставляя посмотреть себе в глаза.
И тут же отшатывается, утыкается лицом в его грудь, неловко мнет в пальцах его накидку и воет.
Громко, надсадно, не боясь, что кто-то услышит. Не успела. Не выполнила обещания. Не смогла. Не сберегла. Не защитила.
Фенрис подпрыгивает от неожиданности и тут же рвется к ним, Варрик перехватывает его за руку и заставляет остановиться. Бетани поспешно поднимает посох – в тусклом свете навершия видны потухшие медовые глаза, которыми Андерс безучастно смотрит в стену, и красный символ негасимого пламени Андрасте, выжженный на его лбу.
- Быть усмиренным - это хуже смерти. Нет ни музыки, ни красок, ни снов, ни любви. Это жестоко. Это убивает личность и человека...
- Конечно, куда уж ты без любви к котам, - хихикает Хоук, лежа на его плече и лениво перебирая золотистые волосы.
- Все бы язвить тебе, глупая, - он щелкает ее по носу, а потом снова становится серьезным. - Усмирить меня - это не только убить Справедливость и любовь к котам. Это еще и потерять тебя. Я не смогу любить тебя, Хоук, если меня усмирят. Тебя просто отберут у меня...
- Тшш, - Хоук прикладывает палец к его губам. - Не говори ерунды. Я никому тебя не отдам. Никто не посмеет отобрать у тебя - тебя.
Андерс поворачивается к ней и прижимается своим лбом к ее.
- Если меня когда-нибудь усмирят, пообещай мне убить меня. Прошу, - шепчет он, а потом пытается сказать что-то еще, но Хоук спешно целует его, зная, что сейчас ему, как никогда, надо отвлечься. Забыться. Оторваться от своих страхов.
За окном всю ночь идет дождь.
Все в этом мире имеет предел.
Что один человек обрёл, другой потерял.
Преображения 1:1-5.
Конец.
приятные бонусы